Интервью «Весь Спорт

– Михаил Дмитриевич, наверное, уже можно подвести итоги сезона?
– Сезон получился неоднозначным. Но итоги пока подводить рано – ещё не все соревнования и мероприятия закончены, а я не хочу непрофессионально подходить к делу. Оценку и анализ мы сделаем, после чемпионата России и «Гонки чемпионов». В принципе, на этапах Кубка мира было много положительного, но чемпионат мира мы, конечно, провалили. Я свою позицию уже высказывал: это только моя вина, остальных не трогайте! Есть объективные сложности. Одна из проблем, как мне кажется, очевидна: мы привлекли лучших специалистов, но пока рабочей «химии», 100-процентного взаимопонимания достичь не смогли. Будем работать. Что-то получилось, что-то не получилось, но главное – есть движение вперед.

– Чисто по-человечески, какие эмоции вы испытывали во время чемпионата мира в Рупольдинге? Не было желания снять трубку и сказать: ну, что же вы так, ребята?
– Было желание самому встать на лыжи, пробежать и пострелять (улыбается). То, о чём вы говорите – это непрофессионально, потому что означает вмешаться в работу других. Но иногда есть необходимость применить психологические меры. Поэтому один раз я сделал исключение – в прошлом году с Анатолием Хованцевым. Это нужно было для внутреннего микроклимата в команде, это было исключение из правил, на которое я пошел однажды. 

– Вы можете пояснить, почему в случае с Хованцевым было важно поступить именно так? Та отставка в прямом телеэфире посреди эстафеты до сих пор не забыта.
– Это наша внутренняя кухня, а сор из избы мы не выносим. Я уважительно отношусь к Хованцеву.

– Тогда скажите хотя бы, принесла она результаты, на которые вы рассчитывали?
– В этом сезоне результаты команды лучше – значит, в целом система работает в правильном направлении (улыбается).

– Вам пришлось как-то психологически успокаивать команду после неудачи на чемпионате мира?
– Слушайте, они же не малые дети, а профессиональные спортсмены.  В Ханты-Мансийске в спринте, например, хорошо ногами выглядели Гараничев и Устюгов, но у них не получилась стрельба. Возможно, это как раз психологические последствия чемпионата мира. Но спортсмены должны выходить из таких ситуаций сами – вместе с тренерами. Я, как руководитель, вообще считаю, что чем меньше Прохорова видно и чем меньше его влияние на процесс – тем лучше организована система. Это важный момент. С каждым годом доля моего ручного управления в биатлоне становится все меньше.  Это означает, что мы на правильном пути. Каждый может зайти на сайт СБР и увидеть, что система отбора в команду стала абсолютно прозрачной. И каждый тренер знает, что блат и звонки категорически больше не работают.  У тренерского штаба есть всего одно место, которое они могут отдать по своему усмотрению. И это правильно, потому что бывают такие случаи: спортсмен заболел, к примеру, и не набрал нужного количества очков. Но это решают сами тренеры, мы в это не вмешиваемся. У нас четко расписаны функции: чем занимаюсь я, чем занимается Сергей Кущенко, а за что отвечает тренерский штаб. Всё работает как часы, и сразу видно, кто с чем не справился.

– Выводы, которые вы сделаете по окончании сезона, будут озвучены публично или тоже останется внутренней кухней?
– Выводы буду делать не я – у нас принята коллективная форма оценки, которую дает правление СБР. Один человек, даже очень яркий, без команды ничего не стоит. Поэтому у нас командная игра. Мы рассмотрим все направления, всех заслушаем и после этого вынесем решение. Состав правления вы знаете – там работают профессиональные люди, которые уважительно относятся друг к другу и к работе тренерского штаба. Ситуации ведь бывают разные – один незакрывшийся габарит может отделять первое место от пятого. За это мы биатлон и любим. Оправданий мы не ищем. Мы чувствуем ответственность перед болельщиками и страной, и обязуемся профессионально делать свою работу.

– Очень много критики в этом сезоне обрушилось на старшего тренера женской команды Вольфганга Пихлера. Как лично вы оцениваете его работу?
– Я считал и продолжаю считать Пихлера самым лучшим тренером в мире. Возможно, ему просто нужно дать чуть больше времени. Швеция и Россия очень сильно друг от друга отличаются. Не забывайте, что Пихлер проработал в Швеции 15 лет, и первые результаты пришли только через три года, когда неожиданно шведские девушки стали всем наступать на пятки и выигрывать Хрустальные глобусы. Поэтому ему надо дать время для адаптации в нашей российской действительности. Это профессионал высочайшего класса – я вижу, как он выстраивает работу и понимаю, что он действительно большой тренер. Сейчас не все способны это увидеть – мы нетерпеливы и хотим немедленных результатов, но часто забываем, что такого не бывает.

– То есть, отставка Пихлеру не грозит?
– Пока я остаюсь во главе СБР, у нас будут работать лучшие специалисты в мире, а Пихлера я считаю именно таким. Но при этом место в сборной ни за кем не закреплено, и мы всегда будем искать лучших людей.

– Вы сказали, что Пихлеру нужно время. Однако у сборной России есть вполне конкретный ориентир – Олимпийские игры в Сочи. Хватит оставшегося времени?
– Если бы мы говорили о какой-то спорной кандидатуре, можно было бы дискутировать на эту тему. Но Пихлер, повторю – лучший тренер мира. А когда ставишь на самых сильных в своей области людей, результат должен прийти. Ещё раз повторю: всю ответственность беру на себя. Ведь у нас как получается: когда есть победы, все довольны. А когда нет, мы всегда пытаемся найти крайнего. Поэтому крайним буду я! А Пихлер – самый лучший тренер в мире. И пока я президент СБР, он будет работать.

– Каковы критерии, по которым вы оцениваете Пихлера?
– Они – в его профессиональной истории. Речь не только о количестве медалей, но и о методиках подготовки, скоростных показателях спортсменов. Есть же определенный тренд в этом сезоне, он позитивный и у мужской, и у женской команды. Может быть, болельщики не очень довольны, но, тем не менее, мы выиграли Кубок наций. Заметьте, что российские девушки последний раз брали этот трофей в 2005 году, а ребята – в 2007–м. Cтатистика говорит, что мы как команда начали прибавлять. Значит, у нас создается база для рывка. Если у нас нет своей Магдалены Нойнер, это не означает, что мы не должны успешно выступать. Если Нойнер стреляет на ноль, обогнать ее нельзя. Она гениальная спортсменка, но такие рождаются раз в 30 лет. Пока у нас таких нет. Хотя чемпионка юношеских Олимпийских игр Ульяна Кайшева, если правильно её готовить, имеет шанс такой стать. Подрастают сильные спортсмены и у ребят: Логинов, Цветков. У нас есть звезды среди более молодых. И мы очень строго следим за системой антидопингового контроля на юношеском уровне. Это поколение никто не назовет «заколотым». Сейчас допинг-контроль такой же жесткий, как на взрослых соревнованиях.

– Как вы относитесь к легализации иностранных спортсменов? Возможно, что в составе сборной России появится иностранец с нашим паспортом?
– Я рассматриваю любые возможности для усиления. Но самое правильное, как я считаю – это растить своих спортсменов. Так, чтобы они не уезжали. Очень часто наши спортсмены уезжают, потому что у нас очень высокая конкуренция. Мы пытаемся не пропустить ни один талант. Но с другой стороны, мы же не крепостные. Если человек хочет, он уедет. Здесь ничего сделать нельзя. Пример – Анастасия Кузьмина, талант которой раскрылся только после того, как она уехала в другую страну. Олимпийской чемпионкой она стала уже в Словакии.

– Как вы восприняли обвинения и претензии в адрес австрийских сервисеров, которые прозвучали после чемпионата мира из уст российских спортсменов?
– Ну, это вообще традиционная проблема – кого-то винить в своих неудачах. Считаю, что на чемпионате мира сервисная бригада, конечно, отработала не лучшим образом. При этом три этапа Кубка мира они готовили лыжи достойно: все спортсмены признавались, что лыжи несут со страшной силой. Мы внимательно всё проанализируем и сделаем выводы. Считаю, что интернациональный состав бригады должен быть сохранен. Я говорю не о конкретным фамилиях, а о самом принципе. В таких условиях, условиях конкуренции, происходит взаимное обогащение. В этом направлении есть ещё одна проблема – отсутствие в нашей стране собственного производства пластика, парафинов и мазей. И поэтому мы проигрываем тем странам, у кого это есть. Например, последние годы лучше всех лыжи готовят французы. У них сильная мощная промышленность, они выпускают лыжи, выпускают много порошков и сопутствующей химии, что позволяет им иметь свои секреты подготовки инвентаря. Благодаря этому последние три года лыжи у французов катят лучше всех в мире. А мы в этой сфере не производим ничего, приходится всё время заимствовать. Благодаря своей высокой популярности биатлон сейчас превратился в высокотехнологичный спорт, и отставание страны в экономике будет играть здесь серьезную роль. И задача всей страны – начать что-то производить самим. В рамках одной спортивной федерации мы этого сделать не можем, как бы не стремились.

– В своем нашумевшем заявлении в блоге вы затронули тему своего возможного ухода с поста главы СБР. Это было продиктовано эмоциями?
– Никаких эмоций в этой записи не было. Я всегда беру вину только на себя. Объективно в последние два с половиной месяца из-за предвыборной президентской компании я биатлоном не занимался. Сейчас я заново выстраиваю свой график и думаю, что мне удастся совместить профессиональную работу в биатлоне и политику. Во время предвыборной кампании я этого сделать не смог и поэтому, видимо, что-то упустил. Я честно об этом сказал. Мне кажется, любой человек должен быть предельно честен в таких вещах. Если его основная деятельность не позволяет ему профессионально работать на другом участке, отдавая все силы, нужно в этом признаться. Я не говорил, что ухожу со своего поста. Я сказал, что если политическая деятельность не позволит мне полноценно работать с биатлоном, я должен быть честен перед болельщиками. Поэтому еще раз повторю: всю ответственность беру на себя, как делаю это всегда.

– То есть, вы уверены, что сможете совместить политику и биатлон?
– Я думаю, что у меня получится все совместить. В бизнесе мне это удавалось. Я боец и буду биться до конца. Думаю, у меня получится.

– Как вы относитесь к критике?
– Очень позитивно. Знаете, меня даже удивило, что наш вечный оппонент Александр Тихонов предложил мне не уходить из СБР.  Я всегда слышу критику, но при этом хочу, чтобы за ней следовали конкретные предложения. А когда идет перетасовка одних и тех же фамилий людей, которых когда-то сам же оппонент, к примеру, обливал грязью – это не вариант. Скажите, кто является более сильным тренером на конкретную позицию, и я немедленно это рассмотрю. А менять шило на мыло – это не работает. Некоторым людям просто нравится создавать фон. Пожалуйста – я толстокожий. Слышать критику обязательно нужно, но реагировать нужно только на ту, которая дает развитие. Оппоненты должны быть. У того же Тихонова есть нормальные идеи, и я к ним прислушиваюсь. Мне интересно, что он думает, при этом мне все равно, в какой форме он это выдает, позитивной или негативной. Я люблю критику, потому что свои поражения люблю не меньше, чем свои победы.

Моя задача – сделать так, чтобы в биатлоне была конкуренция. Желательно, даже на мое место. Это было бы очень полезно. Я пришел из бизнеса, поэтому стою за конкуренцию везде и всегда, 24 часа в сутки. Люди, которые не боятся конкуренции, не боятся проиграть. Проиграть сильному – это нормально. Главное, потом подготовиться и всё-таки сделать того, кто сильнее. Поэтому, пожалуйста, если у кого есть желание представить альтернативную программу развития биатлона – не вопрос

Интервью Советский Спорт

«Мне удастся совместить политику с биатлоном»

Мы с Прохоровым усаживаемся для обстоятельного разговора в переполненной VIP-палатке. Вокруг — масса людей, к биатлону имеющих отношение самое отдаленное, на столе — остатки еды, пластиковые стаканчики. Для одного из богатейших людей России обстановка более чем странная.

— Я за месяцы предвыборной кампании ко всякому привык, как меня только не снимали, — Прохоров дает «добро» одному из зевак на фото на память.

— Михаил Дмитриевич, давайте сразу расставим точки над «i». Меньше недели назад вы заявили, что готовы оставить должность президента СБР. Насколько серьезно это заявление или оно было сделано на эмоциях?
— В том моем посте в «Живом журнале» вообще не было эмоций. А заявил так, потому что всегда беру вину на себя. И честно признаю, что последние два с половиной месяца, во время предвыборной кампании, биатлоном вообще не занимался. Раз результата не получилось, значит, я виноват. Сейчас я выстраиваю свой новый график таким образом, чтобы совместить профессиональную работу в биатлоне и в политике.

— То есть сейчас вы уверены, что политика не помешает вам остаться в биатлоне?
— Я думаю, что мне удастся все совместить. Я боец, буду биться до конца, но, если вдруг обстоятельства сложатся так, что я не смогу уделять биатлону достаточно времени, сидеть на трех креслах не стану.

— Насколько на вас оказывает влияние критика оппонентов? Говорят, мол, вы биатлоном вообще не много занимаетесь.
— Меня искренне зацепило, когда даже наш вечный оппонент Александр Тихонов попросил меня не уходить из биатлона. Я всегда слышу критику, она мне нравится. У того же Александра Ивановича бывают нормальные идеи, и мне все равно, в каком формате он их излагает. Но когда оппонент повторяет как панацею одни и те же фамилии спортсменов, которых сам же недавно обливал грязью, — это не вариант.

«В Рупольдинге хотел сам выйти на трассу»

— В записи в своем «Живом журнале» вы назвали нынешний сезон провальным. Это мнение не изменилось?
— Скажем так, сезон неоднозначный. На этапах Кубка мира было достаточно положительных эпизодов, но чемпионат мира провалили. Итоги биатлонного года я не хочу подводить до «Гонки чемпионов» 7 апреля. Когда закончится этап в Ханты-Мансийске, пройдет чемпионат России, будет готова полная аналитика, можно уже будет делать какие-то выводы. Пока же назову только одну из самых очевидных проблем: мы привлекли в команду лучших специалистов, но «химии», полного взаимопонимания между ними не возникло.

— Когда смотрели по телевизору чемпионат мира в Рупольдинге, не возникло желания, как в прошлом году в Ханты-Мансийске, позвонить и кого-нибудь уволить?
— Было желание самому взять лыжи и винтовку и выйти на трассу! — от души смеется Прохоров. — Позвонить… Нет, звонить не хотелось. Это непрофессионально — вмешиваться в работу команды, которую я сам сформировал.

— А как же история с прошлогодним увольнением тренера Анатолия Хованцева «в прямом эфире»?
— Это очень редкое исключение из правил. Иногда я так делаю, когда нужны меры психологического характера. Так поступить с Хованцевым было нужно для микроклимата в команде. Ничего объяснять не стану, сор из избы не выношу. И к Анатолию Николаевичу я отношусь уважительно.

— Как вы лично оцените работу старшего тренера женской сборной немецкого специалиста Вольфганга Пихлера, в адрес которого раздается все больше критики?
— Я всегда считал и продолжаю считать Пихлера самым лучшим тренером в мире. Круче него нет никого. Возможно, ему просто надо дать чуть больше времени. Он проработал в Швеции 15 лет, и первые результаты пришли только через три года. Швеция от России сильно отличается. Значит, Вольфгангу потребуется чуть больше времени, чтобы адаптироваться к нашей действительности. Но, пока я президент СБР, Пихлер будет работать у нас.

— По каким критериям вы считаете Пихлера лучшим наставником во всем мире?
— За десятилетия работы у большинства спортсменов, которых тренировал Пихлер, прослеживается положительная тенденция в скорости бега и качестве стрельбы. Даже в нынешнем, не самом удачном сезоне наши девушки выиграли Кубок наций — кстати, впервые с 2005 года. У нас в стране просто любят найти крайнего. Считайте так: крайний я, а Пихлер пусть спокойно работает.

— Как вы объясните, что наши спортсменки при Пихлере по-прежнему катастрофически много проигрывают на лыжне?
— У нас в сборной просто нет таких талантов, как Магдалена Нойнер или Дарья Домрачева. Если Нойнер стреляет «на ноль» — она без вопросов выигрывает. А вот если ошибается, у наших появляется шанс. Пихлер работает с теми, кто у него есть. Моя надежда — на подрастающее поколение. На таких, как Ульяна Кайшева и Александр Логинов. Я уверен, что этих ребят никто не «закалывал» допингом, как это было несколько лет назад. Так вот, при грамотной работе та же Кайшева года через четыре может стать настоящей звездой.

— С вашими возможностями вы могли бы предложить, например, Дарье Домрачевой уже сейчас выступать за Россию.
— Я буду использовать все возможности для улучшения результата. Но прежде всего думаю не о натурализации, а о том, как сделать так, чтобы не уезжали молодые спортсмены. Очень часто нашим юниорам проще уйти от конкуренции в России в другую страну, а потом мы получаем случаи вроде Анастасии Кузьминой. Настя у нас не попадала даже в десятку, а в Словакии стала олимпийcкой чемпионкой. Хотя я отдаю себе отчет: мы живем не в рабовладельческом обществе; если человеку комфортнее в другой стране, я не могу запретить ему уехать.

«Чем меньше Прохорова видно, тем лучше результат»

— После того как на чемпионате мира в Рупольдинге спортсмены массово жаловались на работу сервис-бригады, в ней произойдут изменения?
— Это вообще наша традиция: всегда кого-то винить в собственных неудачах. Я согласен, что на чемпионате мира сервис-бригада сработала не лучшим образом. И системную проблему — отсутствие в стране производства лыжного пластика и парафинов — наши сервисмены решить не в силах. Я напоминаю, что эта же бригада блестяще готовила лыжи на протяжении трех этапов Кубка мира, где спортсмены не могли на них нарадоваться. Я не хочу сейчас переходить на фамилии, но совершенно точно, что интернациональный коллектив в сервис-группе будет сохранен.

— Вы видите какую-то одну, глобальную проблему российского биатлона, которая мешает нам показывать результаты?
— Системные проблемы две — отсутствие производства, о котором я уже говорил выше, и фармакологии. У нас практически нет квалифицированных специалистов по недопинговым средствам восстановления. Много лет люди шли в спортивные врачи по остаточному принципу — если больше нигде не получилось. О чем тут говорить, если до сих пор у медиков, которые работают в команде, даже не идет пенсионный стаж?! Мы забываем, насколько биатлон высокотехнологичный вид спорта. Водонепроницаемые комбинезоны, термобелье, структуры, порошки-ускорители для лыж, мази, парафины, средства восстановления — мы ведь ничего этого не производим! И я как президент отдельной федерации никакими деньгами эти проблемы решить не могу. Развитие биатлона — это как показатель развития всей страны. Грубо говоря, если в стране падают спутники, неудивительно, что и в биатлоне проблемы.

— Правда, что стратегия развития биатлона у вас расписана до 2020 года?
— Да, конечно. Акцент сделан на 2014 год, на Сочи, но проекты рассчитаны до 2020го. Естественно, каждый год мы вносим коррективы, возникают новые идеи, отпадает что-то из старого… Моя задача — создать такую систему, чтобы мое личное вмешательство было сведено к минимуму. Чем меньше Прохорова видно, тем лучше результат.

— А что, если на следующих выборах главы СБР у вас появятся конкуренты?
— Я буду только рад! Чем выше конкуренция, тем лучше результат. Я не боюсь проиграть сильному. Это как в настольном теннисе: мне всегда интереснее играть с тем, кто сильнее. Чтобы потом подняться, еще лучше подготовиться и взять реванш. Если у кого-то есть желание представить альтернативную программу и побороться со мной на выборах открыто — не вопрос!