— Павел Александрович, Вы сейчас депутат горсовета. Комфортно себя в этой роли чувствуете?
— Если работать серьёзно, то везде есть трудности. Но в принципе достаточно нормально.
— Чему-то удивились, став депутатом?
— Первое впечатление: избранный депутатский корпус не до конца вначале понимал полномочия, функции и предмет разговора. Сейчас уже гораздо эффективнее работа выстроена.
— Вы уже год вне биатлона. Скучаете?
— Я с интересом смотрел выступления наших спортсменов в этом сезоне. Но не могу сказать, что сильно скучаю.
— Как Вы оцените три года, проведенные вместе с немцем Вольфгангом Пихлером во главе женской сборной?
— Очень интересные, яркие и непростые три года. Чувство неудовлетворения, конечно, есть. Я, наверное, сам бы себе начал врать, если бы сказал, что полностью доволен теми результатами, которых мы за три года достигли. Конечно, нет. И главное причина — это результаты наших лидеров Ольги Зайцевой и Ольги Вилухиной на Олимпиаде в Сочи. Мы понимали, что у них наибольшие шансы на призовые места в личных гонках. И, разумеется, рассчитывали на спортсменок в эстафете. Но если Вилухина завоевала медаль, правда после этого заболела и смазала часть Олимпиады, то вот Зайцева была далеко не в лучшей форме. В эстафете мы заняли второе место. Но могли стать чемпионами. И осадок от этого остался.
— У Вас есть понимание, почему большая часть биатлонной общественности была настроена в итоге против Пихлера? Тренер Светланы Слепцовой так и вовсе винил его во всех бедах своей спортсменки и назвал немца мерзавцем.
— У каждого человека есть своя точка зрения. Но я могу сказать, что никто не хотел разбираться. Никто не владел достаточно точной информацией о том, что у нас происходит. Хотя мы её и предоставляли, в том числе и в министерство спорта, вызывали на диалог и личных тренеров. Просто заранее готовили стрелочника и создали вокруг Пихлера ореол демона.
К тому же у нашей спортивной общественности были несколько завышенные ожидания. И если раньше спортсмены занимали 30-е, 40-е места, то за один год они не смогут стать лидерами мирового биатлона без каких-то запрещенных препаратов. Мы рассматривали путь планомерной тренировочной работы. И вот те девочки, которые поверили и вынесли тяжёлые ежедневные нагрузки, показали результат. Я прежде всего говорю о Кате Шумиловой и Яне Романовой. Более талантливые спортсменки, как Светлана Слепцова, к сожалению, не разделили эту концепцию, где-то недоработали на тренировках, отсюда и неудачи.
— К слову о допинге. В одном из недавних интервью Вы сказали, что применение запрещённых препаратов в России — это система.
— Если в биатлоне за короткий промежуток времени происходит несколько допинговых скандалов, вряд ли это совпадение. Значит, ни руководство СБР, ни руководство министерства спорта не прикрыли какую-то лазейку. Если бы это была одна Юрьева — одна ситуация. Когда две спортсменки — Юрьева и Старых, — уже появляются вопросы. Когда возникает третья фигура — Александр Логинов, — ситуация проясняется.
— Несколько лет президентом Союза биатлонистов России был олигарх Михаил Прохоров. Что он дал кроме изобилия? Очевидно, что сборные нехватки ни в чём не знали.
— Да, в материальном плане команда была обеспечена полностью. Но я бы не умалял достоинства и министерства спорта, потому что, сами понимаете, при подготовке к Играм серьёзные средства выделялись из федерального бюджета. Но иногда бюджетный механизм не позволял оперативно отреагировать на изменившуюся ситуацию. И СБР во главе с Михаилом Дмитриевичем мгновенно прикрывал брешь. Я не сталкивался с какими-то ограничениями по материальным возможностям. Сколько нужно было патронов — столько и получали. Хотя, разумеется, я должен был все траты обосновать. Например, если нам требовался прибор для определения скорости ветра и он реально помогает, мы его имели. Если нам нужен был ноутбук с мощной батареей, который не боится воды, команда его получала.
Обеспеченность, конечно, была. Но, мне кажется, Михаил Дмитриевич пытался внести в первую очередь некую систему выращивания биатлонистов. У него была разработана программа помощи развития муниципальных спортивных школ. И она реально работала. Биатлон очень затратный вид спорта. В Красноярском крае достаточно много спортивных школ получили средства на эти цели. В бородинской школе положили лыжероллерную дорожку, купили автобус, инвентарь, приобрели патроны, причём столько, сколько не приобретали за последние пять лет. Я разговаривал с тренерами, все очень благодарны.
Михаил Дмитриевич стратег. И было правильно, что он не погружался в нюансы, в текущую деятельность. А мыслил более глобально. Видел процесс как бы сверху. Были смелые решения. Например, по привлечению иностранных специалистов — как тренеров, так и людей, которые готовили лыжи. В команде появились психологи, диетологи и так далее. Очень много было Михаилом Дмитриевичем сделано.
— Что же нам тогда помешало стать лучшими?
— А хозяйство очень заброшенное досталось. Не в укор моему оппоненту Александру Ивановичу Тихонову, но всё-таки: я был действующим спортсменом, когда он возглавлял СБР, так вот ни кадровой политики, ни работы со спортивными школами, ни привлечения внебюджетных средств не проводилось. И, к сожалению, лыжный спорт в России не настолько популярен, как в Скандинавии. В Финляндии, Норвегии и Швеции все катаются на лыжах.
— При каких условиях вернётесь к тренерской работе?
— Минимум — Тихонов должен уйти из Союза биатлонистов России. Или, по крайней мере, из состава правления.
— Почему решили уйти из национальной команды?
— Три года жить без семьи очень сложно. Есть дети, у которых появляются вызовы, нужно заниматься их воспитанием, прививать какие-то взгляды на жизнь. Это была единственная причина. По завершении олимпийского цикла, честно признаюсь, у меня были предложения и от старшего тренера мужской команды Александра Владимировича Касперовича, и от старшего тренера женской сборной Владимира Борисовича Королькевича. Но я обещал детям вернуться.
— Это правда, что в 2011 году Вы долго раздумывали над предложением поработать в национальной команде, но Вас убедил одиннадцатилетний сын?
— Он мне сказал: “Папа, не бойся, я тебя не подведу”. Потому что с младшим всё было понятно: пять лет, заканчивает садик, скоро в первый класс. А вот у старшего ребёнка переходный возраст. Сложное время для детей. Я хотел быть рядом с ним. Но сын убедил. Это был аргумент.
— Говорят, что это официальная версия, неофициальная — конфликт с комментатором Дмитрием Губерниевым.
— Ни в коем случае. Я уверен, то, что происходило вокруг команды, на решения внутри — будь то организационные или кадровые — не влияло. Немного превозносится роль СМИ вокруг команды.
— Вы могли бы объяснить, почему он на Вас так ополчился?
— К слову, про Михаила Дмитриевича. Он дал возможность навести в команде порядок. Потому что она превращалась в проходной двор. Болельщики и журналисты в любое удобное для себя время могли прийти в команду, зайти в комнаты к спортсменам и решать там свои проблемы. Мы были категорически против этого. Во время спортивного сезона у атлетов сильно падает иммунитет, и контакты с посторонними людьми нужно минимизировать. Поэтому мы ограничили доступ журналистов к команде. Конечно, людям, которые привыкли вольным посещениям, не понравилось.
Мы пытались выстроить этот диалог, откровенно разговаривать. Но там не слышали. Видимо, была другая задача — лить помои. Особо по этому поводу не переживаю. Для меня важнее мнение людей, которые в биатлоне работают, которые видели мою работу. Оценивали её тренеры на местах, личные наставники, и претензий к моей работе и даже работе Пихлера в последний олимпийский сезон вообще не было. Мы двигались вперёд. И реагировать на этот бред, на эту заказуху…
— Вы считаете, что это заказуха? Кому это было надо?
— Может быть, им и надо было. Может, у них шарики за ролики зашли. Сформировали свою позицию и её отстаивали.
— Если встретитесь с Губерниевым, руку подадите?
— Нет конечно. Более того, первый раз такой инцидент произошёл во второй год нашей работы. В Ханты-Мансийске на мероприятии в честь закрытия сезона он подошёл ко мне, протянул руку: “Паша, привет”. — “Дим, извини, но я тебе больше руки не подам”. Прямо так и сказал. И после этого началось.
— Вы это в ответ на что сказали?
— Бывают такие вещи, которые не стоит говорить прилюдно… В общем, в январе у нас был диалог по поводу того, как он преподносит свою точку зрения, как это выглядит на телеэкране. Я ему говорю: “Дим, я всё прекрасно понимаю, но когда моя мама говорит, что это смотрится уже не очень хорошо, то я к этому начинаю прислушиваться”. На что он произнёс такую фразу: “Ты своей маме тарелочку купи в Рупольдинге, привези, успокой”. Я ответил: “Ты, наверное, действительно все берега потерял. Ты слышишь только себя, любишь только себя. Давай закончим наш разговор”.
— Как считаете, Вы реализовались как спортсмен?
— Думаю, что да. Возможно, где-то не везло. Но в целом да.
— Тем не менее в Вашей карьере хватало трудностей.
— Их было достаточно. Сложно пришлось, когда в 1997 году за несколько месяцев до Олимпиады в Нагано я потерял двух самых близких людей — тренера Валерия Ивановича Стольникова и отца, который попал в автокатастрофу. Я за предыдущие два сезона хорошо влился в состав команды. А она была очень сильная — выступали такие звезды, как Тарасов, Драчёв. Была надежда, что сумею выступить в Нагано, но не получилось. Это был очень сложный момент, даже не в карьере — в жизни.
Ещё был непростой момент, когда я по своей глупости получил травму. В 2004 году сломал на Камчатке ногу. У меня был оскольчатый перелом. Разрыв связок, смещение осколков. Мне делали операцию в Красноярске. Профессор Лак её делал, с большим уважением к нему отношусь. В начале мая лёг под нож, в ноябре уже участвовал в соревнованиях. У меня стояли 13 шурупов, пластина. Нечто подобное было у Ивана Черезова. Но я сумел в этом сезоне завоевать медали чемпионатов Европы и мира, а Ивану, к сожалению, на этот уровень выйти пока не удалось.
— Вы счастливый человек?
— Да. Ничего не буду про это говорить, но я счастливый человек.
Источник: gornovosti.ru